Ножи
Вот и сегодня я купил нож. Что мне в них так глянется? Беспокоюсь, нет ли паталогии в непреодолимом притяжении к заостренному металлу. Как-то раз, оглядев набор ножей в ящике кухонного стола, я вдруг обнаружил, что каждый из них словно зарубка на косяке моей судьбы. Например, вот этот славный самозатачивающийся экземпляр куплен мною в Санкт-Петербурге 10 лет назад...
Это случилось в мое первое путешествие, первый отрыв от дома, от мамы. А ведь мне исполнилось в ту пору 22 года. Армию я пропустил, очень правдоподобно изобразив на комиссии в военкомате, что не вижу таблицу с буквами. Мало того, я не видел и врачей (разве что некоторых медсестер), не понимал с первого раза простых просьб ("встаньте на весы", "спустите штаны" и т.д.), мычал невразумительное в беседе с психиатром. Удивительным образом почти во всех графах медицинской карты стоял штамп "годен". Только приятная женщина-окулист поняла, что Родина обойдется без служаки вроде меня...
Так вот, взрослеть рано или поздно приходится всем. Что и я делал с бесподобным ощущением свободы. Петербург побаловал погодой (заманивал?), и я летал по городу, беспрерывно фотографируя. За день до отъезда залетел и в Гостиный двор, где завороженно остановился перед витриной изумительно упакованных ножей явно не нашего производства. Как жить без ножа? Нож нужен всем. Удержаться от полезной во всех смыслах покупки я не мог.
Затем я вернулся домой. Как оказалось, совершенно другим человеком. Меня тянуло в мир. Мне пришлось уволиться, объясниться с родителями и уехать. Практически в никуда — не было ни жилья, ни работы, ни одного знакомого... Зато как звучит — Санкт-Петербург! Столица! Невский проспект! Как сияют витрины!
Работу я нашел сразу. Снял комнату. Зажил в свободе... И тут началось настоящее, полновесное одиночество, а затем и противостояние по-питерски безысходным бытовым обстоятельствам. Моего характера хватило на сакраментальные девять месяцев. Сдался ли я? Мне приятней толковать это как подчинение судьбе. И вот снова отъезд в родной город, покупка подарков, Гостиный двор... Нож.
Вот он — как реквизит фильма ужаса. В большое плоское лезвие можно смотреться как в зеркало.
По возвращении мои питерские приобретения поселились рядом с нашими старыми домашними ножами. Был среди них один большой, главный нож. Им, кажется, я учился резать хлеб, будучи первоклассником. Деревянная ручка рассохлась и была прихвачена синей изолентой. Я регулярно чистил латунные заклепки, отчего они приобретали нежно-желтый благородный цвет.
Потом в нашей жизни был размен квартиры, делилась мебель и посуда. И этот нож достался маме. Через полтора месяца после переезда она умерла. Когда еще через несколько месяцев я посетил квартиру, где она жила последние дни, я уже пообвык жить с болью утраты и держался спокойно. Но когда я увидел этот нож... Меня во второй раз, и с большей силой, полоснуло осознание горькой потери.
А вот на полке лежит нож, как говорят, "отличной шведской стали". Когда я покупал его в одном новосибирском магазине, в моей голове вертелась именна эта фраза. Хорошо, однако, поставлен пи-ар в Швеции. Признаться, этот нож мне не нравится — ржавеет и требует постоянной заточки. Тем не менее, с ролью жизненной вехи справляется и он.
Тогда я начал работать главным редактором одной газеты и задыхался от нехватки опыта. Я выпросил командировку в соседние сибирские города, поучиться уму-разуму. И научился. Домой я привез ворох идей, которые немедля принялся воплощать. Что-то получалось, что-то нет, а моя самооценка взлетела до невиданных высот. Затем в работе случилась пара промахов, а то и откровенных провалов, пара предательств, пара очередных депрессий... Меня уволили в итоге, а нож остался.
Сейчас я сижу и любуюсь дивными обводами нового лезвия. Это совершенство. Я подкидываю лист бумаги с планами на завтрашний день и разрезаю его на лету. В голове звучат строки любимого поэта: "Пусти меня, отдай меня, Воронеж, Воронеж — блажь, Воронеж, ворон, нож".
|